Великий русский инженер, масон и один из организаторов Февральской Революции Пальчинский доказывал в 1920-30-е годы, что сталинская индустриализация с её гигантоманией окажется в итоге неэффективной. В качестве антипримера он приводил ДнепроГЭС, Магнитку и Беломорканал. Время показало правоту Пальчинского.
Американец Лорен Грэхэм – известный исследователь советской науки, профессор MIT, преподаватель Гарварда, автор книг по истории науки. Он был участником одной из первых программ по обмену учеными между США и СССР в 1960 году. В 2013 году он выпустил книгу Lonely Ideas: Can Russia Compete?, в которой он размышляет на тему, почему в России веками не удается коммерциализация технологических идей – при том, что со времён Петра I и до наших дней россияне были первопроходцами во многих важнейших отраслях науки.
Мы приводим отрывок из этой книги, посвящённый известному экономическому географу Петру Пальчинскому.
«Триумф большевиков в октябре 1917 года был враждебно воспринят основной частью российских ученых и инженеров. Некоторые из них эмигрировали, а большинство оставшихся предпочитали не выказывать своих политических взглядов, надеясь продолжить свою работу, чтобы в неё никто не вмешивался. Возможно, они полагали, что большевики, захватившие власть в государстве, быстро потерпят провал из-за своей некомпетентности и мрачный эпизод в истории России будет завершен. Однако по мере того, как проходили месяцы, становилось всё более очевидным, что новое советское правительство пришло надолго и что одной из его целей являлась индустриализация и модернизация России. Деятельная часть российского инженерного сообщества, особенно та, что была больше всего заинтересована в индустриальном планировании, начала склоняться к мысли, что в конце концов можно попробовать работать с большевиками. Эти специалисты придерживались методов рационального, «научного» анализа, они не возражали против идеи централизованного планирования, правда, в контексте их представлений о здоровой и эффективной политике.
(Пётр Пальчинский)
В числе наиболее известных инженеров «старой формации», которые начали сотрудничать с советским правительством, были Иван Калинников, Юрий Ломоносов, Петр Энгельмейер, Роберт Классон, Леонид Рамзин, Николай Чарновский, Сергей Шеин, Владимир Очкин и Пётр Пальчинский. Наиболее открыто заявлял о своей позиции Пётр Пальчинский, талантливый и деятельный горный инженер. Он был убежден, что ресурсное богатство России способно превратить страну в великую промышленную державу. Но в том случае, если правительство выработает рациональную и разумную политику использования этих ресурсов и будет её придерживаться. Он был одним из самых известных инженеров в молодом советском государстве, занимал пост председателя Русского технического общества, являлся членом президиума Всероссийской ассоциации инженеров. Пальчинский активно отстаивал принятый партией коммунистов курс на индустриализацию. Он консультировал правительство по вопросам строительства ДнепроГЭС, разработки залежей железной руды на Урале, строительства морских портов, каналов и железных дорог.
Пальчинский был сторонником концепции «достижения максимально возможного полезного эффекта при затрате минимально возможных человеческих и финансовых ресурсов». Это подход предполагал, что до запуска любого крупного промышленного проекта должны быть тщательно изучены и проанализированы все возможные альтернативные варианты и выбран наиболее эффективный. Эти варианты включали анализ не только применения разных технологий, возможных для реализации поставленной цели, но и географического положения, которое должно быть выбрано исходя из позиций транспортной доступности, критической массы населения и затрат на тепло и энергию.
Пальчинский считал, что традиционная программа подготовки технических специалистов слишком перегружена научными и прикладными специальными дисциплинами, математикой, «описательной технологией» и практически полностью игнорирует экономику и политэкономию. До революции эти дисциплины не включались в учебные курсы потому, что власти опасались распространения западных «радикальных» экономических и политических идей. В советское время Пальчинский боялся, что, несмотря на изменившийся идеологический подход, конечный результат будет тем же самым. Он призывал российских технических специалистов прекратить рассматривать проекты в узком технократическом ключе и начать оценивать все аспекты, особенно их экономическую составляющую. Он также был убежден, что забота об удовлетворении потребностей рабочих – это не только моральный принцип, но и требование, необходимое для налаживания эффективного производства. Он подчёркивал, что успешная индустриализация и высокая производительность труда невозможны без высококвалифицированных рабочих, соответствующего обеспечения их социальных и экономических потребностей. Инвестирование в образование в большей степени стимулировало индустриализацию, нежели эквивалентное инвестирование в промышленное оборудование, ведь в руках неквалифицированных, несчастных рабочих даже самое лучшее оборудование очень скоро становится бесполезным.
Когда советское правительство заговорило о строительстве одной из крупнейших в мире гидроэлектростанций – ДнепроГЭС, – Пальчинский и его коллеги (особенно Р.Классон, специалист в области электроэнергетики) подошли к этому вопросу как методичные аналитики. Они были согласны с тем, что СССР необходимо увеличить производство электроэнергии, с энтузиазмом относились к идее строительства новых электростанций. Вместе с тем они сомневались, будет ли сооружение такой огромной плотины лучшим способом решения этой задачи. Они отмечали, что территория, где планировалось сооружение плотины, богата запасами угля и что в основе принятия решения о строительстве здесь гидро– или тепловой электростанции должна лежать оценка вероятных социальных и экономических издержек. Они придерживались позиции, что в любом случае в этом регионе придется возводить ещё и тепловую электростанцию, поскольку с декабря по февраль уровень воды в Днепре недостаточен для производства должных объёмов электроэнергии. Они обращали внимание на то, что плотину собираются возводить на равнинной местности, в пойме реки, тогда как большинство гидроэлектростанций обычно расположены в глубоких долинах или каньонах. Они подчеркивали, что будущее водохранилище поломает традиционный уклад жизни большого числа людей на обширной территории.
Высвобождая земли под водохранилище, свыше десяти тысяч селян будут вынуждены покинуть свои дома. Большинство из них были зажиточными земледельцами-меннонитами немецкого происхождения. Критики строительства отмечали, что потеря сельскохозяйственных угодий и последующее сокращение производства продуктов питания следовало учитывать в издержках на строительство плотины и водохранилища.
Пальчинский предостерегал правительство, что строительство гигантских электростанций, подобных ДнепроГЭС, без учета фактора расстояния, на которое должна будет передаваться вырабатываемая ими электроэнергия, является большой ошибкой. Он предупреждал, что линии электропередач подразумевают огромные издержки и снижают эффективность проекта. В каждом последующем населенном пункте стоимость электроэнергии будет возрастать, и вполне возможно, что был экономический смысл производить эту электроэнергию на местах.
Принимая во внимание все эти факторы, Пальчинский, Классон и другие инженеры рекомендовали начать со строительства одной или двух тепловых электростанций и затем постепенно наращивать строительство в соответствии с потребностями региона в электроэнергии, сочетая по мере надобности гидро– и тепловые электростанции. В удалённых районах должны быть рассмотрены альтернативные способы производства электроэнергии и выбран наиболее экономически целесообразный вариант.
Когда советское правительство выступило с инициативой строительства в Магнитогорске крупнейшего в мире металлургического комбината, Пальчинский и ряд других инженеров высказали свою обеспокоенность. Руководство государства решило возводить завод в этом месте потому, что там находилось крупнейшее на тот момент в стране месторождение железной руды Магнитная гора. Для неспециалистов, коими являлись руководители Коммунистической партии, такая постановка вопроса казалась вполне обоснованной. Но был ли именно Магнитогорск наилучшим местом для возведения столь крупного промышленного предприятия? В статьях, опубликованных в 1926 и 1927 годах, Пальчинский с сожалением отмечал, что правительство начало строительство без предварительного анализа объёмов залежей железной руды в этом районе, качества этой руды, доступности трудовых ресурсов, затрат, связанных с транспортировкой руды, а также возможностей обеспечить приемлемые жизненные условия для рабочих.
Он отмечал, что вблизи будущего города Магнитогорска нет запасов угля, так что с самого начала топливо для прожорливых доменных печей придется доставлять по железной дороге. А поскольку никто не знал точных запасов местного железорудного месторождения, было весьма вероятно, что в перспективе руду, как и уголь, придется привозить издалека (именно так впоследствии и произошло).
Зная, как в других странах планируют размещение сталелитейных предприятий (он постоянно следил за иностранной технической литературой, читал на английском, немецком, итальянском и французском языках), Пальчинский указывал на то, что сооружение крупнейшего на тот момент в Советском Союзе сталелитейного завода именно в Магнитогорске будет противоречить лучшим мировым практикам. Он отмечал, что в США сталелитейные предприятия построены не вблизи богатых месторождений железной руды – в Месаби-Рейндж в Миннесоте или в Маркетт-Рейндж в Мичигане, а в сотнях миль от этих мест – в Детройте, Гэри, Кливленде и Питтсбурге. Это объяснялось тем, что в данных городах имелись соответствующие трудовые ресурсы, первые три из них связаны с местами добычи руды водными коммуникациями, а последний расположен вблизи крупных залежей угля.
Пальчинский подчеркивал, что при выборе места расположения промышленного объекта необходимо руководствоваться многими факторами, причём ни один из них, например местонахождение сырья, не может быть решающим. Он настаивал на необходимости построения гравиметрических графиков, проведения соответствующих магнитометрических измерений и экономических расчетов, на анализе эффективности транспортировки сырья и готовой продукции. Затраты на возведение города Магнитогорска и нового металлургического комбината могут оказаться настолько велики, продолжал Пальчинский, что более разумным окажется расширение металлургических предприятий, расположенных возле менее богатых железорудных месторождений, но обладающих более выгодным местоположением с точки зрения наличия трудовых ресурсов и транспортных коммуникаций.
Третьим гигантским проектом эпохи советской индустриализации было строительство Беломоро-Балтийского канала, который должен был соединить Белое и Балтийское моря. Советское руководство поручило разработку проекта группе инженеров под руководством Н.Хрусталёва. У специалистов возник вопрос; возможно, целесообразнее с экономической точки зрения построить хорошую железную дорогу, а не канал? Железную дорогу можно эксплуатировать круглый год, а водный путь в этом северном регионе полгода будет скован льдом. Им ответили, что Сталину нужен канал, а не железная дорога. Тогда инженеры предупредили, что если строить канал по самому прямому маршруту, на чём настаивало партийное руководство, то он получится слишком мелким, крупные суда по нему не пройдут, воспользоваться каналом смогут только небольшие корабли и баржи. Специалисты предложили другой, «западный вариант» канала, более глубоководный. Недостатком было то, что его строительство заняло бы больше времени и потребовало использования механизированного оборудования.
В каждом из этих случаев – при строительстве гигантской ДнепроГЭС, крупнейшего металлургического предприятия в мире в Магнитогорске, Беломорканала – рекомендациями русских инженеров пренебрегли в пользу директив партийного руководства. Правительство не интересовала экономическая целесообразность проектов: оно было увлечено их масштабом и не обращало внимания на моменты, которые технические специалисты считали важными. Сталин требовал, чтобы промышленные объекты были по-настоящему масштабными, а лучше всего крупнейшими в мире – эту промышленную политику позднее назовут «гигантоманией». Пальчинский же продолжал доказывать, что размеры как таковые ещё не достоинство. Он задавал вопрос: «Возможно ли построить локомотивы, океанские лайнеры, мосты и гигантские гидравлические прессы в маленьких кустарных мастерских? Конечно, нет. А нужны ли нам гигантские заводы, чтобы у нас были хорошие пуговицы, хорошие носки, посуда, одежда, канцелярские принадлежности и т.д.? Конечно, нет».
Пальчинский предупреждал, что у СССР должна быть иная цель, кроме строительства объектов тяжёлой промышленности ради символизма и идеологии: должно быть также стремление к созданию общества, в котором все человеческие потребности были бы экономически удовлетворены. Эта цель была необходима, говорил он, как для самих граждан, так и для конкурентоспособности Советского Союза по сравнению с другими странами, которые наращивали свой промышленный потенциал с учетом факторов рациональности и экономической целесообразности. Он предсказывал, что результатом советской политики в отношении способов проведения индустриализации будет промышленная страна, неэффективная и неконкурентоспособная.
Рекомендации Пальчинского и его единомышленников были проигнорированы, их обвинили во «вредительстве» и саботаже. Пальчинского расстреляли (в 1929 году – по обвинению с создании «Белогвардейского Инженерного центра»), практически всех инженеров, которые ставили под сомнение партийную политику индустриализации, арестовали. Им на смену пришло новое поколение советских инженеров – самая большая группа образованных людей в СССР. Эти люди уже не ставили под сомнение политику партии. Они строили заводы там, где их приказывали строить, и так, как это приказывали делать.
В результате подобной политики, которая продолжалась в течение последующих 60 лет, в России сложилась промышленная система, чрезвычайно неудачная с точки зрения географии. Магнитогорск сегодня – это один из крупнейших и наименее эффективных в мире металлургических комбинатов, который вынужден издалека транспортировать сырьё – уголь и железную руду. ДнепроГЭС по-прежнему вырабатывает электроэнергию, но объём средств, потраченных на контроль за эрозией почвы и очистку водохранилища от водорослей, «уже давно превысил преимущества, которые когда-то приносила электростанция». Беломоро-Балтийский канал работает, но им не могут пользоваться большие корабли, хотя это изначально было одним из обоснований его строительства. Это лишь три примера той масштабной модели экономического строительства, которая действовала в СССР.
***
Лорен Грэхэм в своей книге сосредотачивается только на научной деятельности Пальчинского. Однако тот был крупной и важной политической фигурой, один из тех заговорщиков, кому удалось свергнуть царский режим. Блог Толкователя кратко описывает этот период жизни Пальчинского.
С началом Мировой войны он, уже известный экономический географ и экономист, – принципиальный «оборонец» (до того времени член партии кадетов), стал создателем Комиссии содействия промышленности в связи с войной (при Русском техническом обществе). С июня 1915 года комиссия была преобразована в Комитет военно-технической помощи (КВТП). Пальчинский занимался всем, что содействовало развитию военной экономики – заменой импортных товаров отечественными, подготовкой специалистов. Затем он вошёл в состав Центрального ВПК, где стал заместителем председателя механического отдела и куратором местных организаций ВПК.
Далее Пальчинский входит в состав Особого совещания по обеспечению действующей армии (ОСОГ). В это же время – осенью 1915 года – Пальчинский вступил в масонскую ложу «Великого Востока Франции, в которой состояли многие депутаты Думы, а также члены Прогрессивного блока, партийные деятели, в т.ч. и будущий председатель Петроградского Совета депутатов Н.С. Чхеидзе. Это способствовало его вхождению в большую политику.
В ноябре-декабре конце 1916 года Пальчинский получает предложение от военных войти в число участников военного переворота. Пока это только план, хотя в Петрограде многие говорят о нем вслух. После ареста «рабочей комиссии» ВПК под руководством социалиста К.А. Гвоздева 30 января 1917 года ситуация в столице вдруг приобрела характер обвала. Власть показала готовность защищаться, и это было воспринято заговорщиками как сигнал атаки.
Пальчинского можно назвать менеджером Февральской революции. 27 февраля, когда восстали запасные роты, в Таврическом дворце по соседству с Думой обосновался Временный исполком Совета рабочих и солдатских депутатов. Рядом же в Таврическом заседала Военная комиссия Временного Комитета Государственной Думы – А.И. Гучков, Пальчинский, генерал Н.М. Потапов и генерал П.А. Половцев, командующий войсками Петроградского военного округа. Пальчинский – заместитель председателя. Он организует весь процесс:
(Временный комитет Государственной думы, февраль 1917 года: Г.Львов, В.Ржевский, С.Шидловский, М.Родзянко, В.Шульгин, И.Дмитрюков, Б.Энгельгардт, А.Керенский, М.Караулов)
Собрал 60 автомобилей с водителями (в числе водителей рядовой Владимир Маяковский, «горлан революции»). Ставит караулы вокруг электростанций и военных предприятий Петрограда. Разослал депутатов Думы на заводы для разъяснения ситуации и предотвращения погромов. Организовал питание революционных солдат, что привязало их к Таврическому дворцу. Контролировал вход людей в Таврический дворец, выписывал пропуска, выдавал разрешения офицерам на ношение оружия. В ночь на 27 февраля направил вооруженные отряды занять телефонную станцию, телеграф, почту, вокзалы, Государственный банк, экспедиции, Генеральный штаб. 1 марта установил в Таврическом дворце радиостанцию. Отдал распоряжение задержать царский поезд.
Только 2 марта Временное правительство отдало официальный приказ занять все эти объекты, подтвердив правильность решений Пальчинского.
С первого часа формирования Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов Пальчинский в его составе. 22 марта он назначается товарищем министра торговли и промышленности, товарищем председателя Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства (ОСОГ) с предоставлением ему прав председателя этого Совещания в отношении вопросов, касающихся металлов и топлива. Кроме того, он председатель соединений комиссии по учёту рабочей силы и по обеспечению рабочей силой оборонных предприятий ОСОГ. Пальчинский писал: «После Февральской революции вся работа на оборону оказалась сосредоточенной в моих руках».